Владимир Николаевич очень не любил домовые собрания. Они напоминали ему собрания на производстве, где он занимал ответственный пост. Только вместо производственных мощностей обсуждают какую-нибудь ерунду.

Владлен Арланский, напротив, собрания домовые обожал. На них ему делали множество комплиментов и восхищались его талантом. Талант Арланского заключался в превосходном лирическом баритоне и возможности выходить на главную оперную сцену агломерации. К тому же у Арланского не было опасений, что коллектив попросит его съездить на склад за скамейками, выгрузить садовый инвентарь, проверить – у всех ли почтовых ящиков исправны замки.

Поэтому, когда управдом, поднявшись на третий этаж, позвонил в обе квартиры, Владимир Николаевич прикинулся отсутствующим, а Владлен Арланский распахнул дверь.

- Вам Зинаида Антоновна уже сообщила? – после продолжительных приветствий и рукопожатий поинтересовался управдом.

- Сообщила? – словно эхом повторил Арланский. – О чём?

- Завтра в девять утра устанавливаем цветники на балконах.

- Цветники? – снова переспросил Арланский и его глаза сверкнули счастьем.

Владлен Арланский любил мероприятия, устраиваемые Зинаидой Антоновной с управдомом на пару. Лирический баритон вообще любил неожиданные повороты сюжета.

- Да… - протянул управдом и помахал корзиной с цветниками. – Всему дому уже раздали вот… Только Вы и Владимир Николаевич без цветников остались…

И управдом торжественно вручил Владлену Арланскому три цветника. Владлен Арланский благодарил как за награду!

- Приятно иметь дело с интеллигентным человеком, - выйдя во двор, сказал управдом Зинаиде Антоновне. – А то: ты человеку – цветник, а он тебе: «Да Вы что! Да у меня костюм!»

Воскресное утро выдалось солнечным. Владимир Николаевич потянулся, неторопливо прошёлся по комнате и вышел на балкон.

- А, Владимир Николаевич, - прозвенел снизу голос Зинаиды Антоновны. – Заберите, наконец, свои цветники! Стоят на дороге – люди спотыкаются!

О чём говорит Зинаида Антоновна Владимир Николаевич понял не сразу. А когда понял, возмутился ужасно. Схватившись за балконные перила и подавшись вперёд, Владимир Николаевич начал вещать, как с трибуны.

- Да у меня в жизни цветников не было!

Во дворе стали собираться соседи.

- Не нужны мне на балконе Ваши крокусы! Я вообще на балконе дрель храню!

- Вот это Вы напрасно! – докричал до третьего этажа инженер. – Дрель на балконе может испортиться!

Владимир Николаевич набрал воздуха побольше и уже собрался что-то крикнуть в ответ, но его опередила работница Мосторга:

- Владимир Николаевич! А надо было присутствовать на домовых собраниях! И своевременно высказываться по существу! Не нравятся Вам крокусы – высказали бы своё мнение! Аргументировали бы…

- Наши балконы, Владимир Николаевич, - проговорил Арланский нараспев, - глядят на двери оперного театра…

- И пусть себе глядят! – перебил его Владимир Николаевич. – Они друг на друга глядят уже лет сорок! И как-то обходилось без цветов!

На том Владимир Николаевич ушёл с балкона, звонко и от души захлопнув дверь.

Во входную дверь позвонили. Это Владлен Арланский на добровольных началах вызвался урегулировать конфликт.

- Владимир Николаевич, ну право же, - вкрадчиво шептал баритон в замочную скважину. – Зато как будет красиво! Пойдёт зритель в оперный театр, а напротив – дом с цветниками!

- Я, уважаемый Владлен Артамонович, - парировал из коридора Владимир Николаевич, - когда отправляюсь на футбольный матч, дома́ не рассматриваю и ромашки не считаю! Я выхожу на улицу и иду курсом на стадион!

Владлен Арланский с сочувствием поглядел на дверь.

- Так то – футбол… - робко заметил баритон.

- А Ваш зритель, - продолжил Владимир Николаевич, - что-то не тем интересуется. Вот тебе оперный театр, пожалуйста… Заходи, любуйся! Зачем по сторонам оглядываться? Зачем на балконах чужие крокусы считать?

Послышались шаги Зинаиды Антоновны.

- Да, оставьте, оставьте его, Владлен Артамонович, - с почтением обратилась она к Арланскому. И громко, как положено выкрикивать лозунги, добавила: Не хочет вешать цветники – не надо! Сами справимся! – и снова с почтением: Уже и машину заказали, с выдвижной лестницей, - уточнила она.

Прибыла машина. Она находилась на службе по благоустройству и озеленению района. Управдом, встречая её на подъезде, махал руками, подпрыгивал, кричал: «Э! Э! Эй!», словно терпящий бедствие сигнализировал вертолёту.

С машины соскочил бригадир.

- Ну, что озеленять будем? – деловито спросил он.

- Вот, вот… балкон! – запыхавшись от прыжков, с трудом проговорил управдом.

- Который? – уточнил бригадир.

- Ну тот, который без цветников, разумеется, - ответил управдом.

В миг возле балкона Владимира Николаевича оказался бригадир. Разного рода эпитеты, поступавшие из-за дверцы, не трогали его ничуть и, водрузив три цветника на перила, бригадир вернулся к машине.

Владимир Николаевич просунул голову в форточку и прокричал вдогонку, что «этого так не оставит», что «будет жаловаться, куда следует», «и вообще, что это за цветы такие средиземноморские – крокусы?»

Шло время. Крокусы росли. Владимир Николаевич стал про них забывать…

И вот однажды, надушившись французским одеколоном, Владимир Николаевич на цыпочках вышел в коридор. Прослонявшись из стороны в сторону минут тридцать, он, наконец, услышал долгожданный звонок.

- Ах, Маргарита Сергеевна, - впуская в квартиру коллегу по работе, чувственно произнёс он. – Как я рад, что Вы нашли время… Как я рад, что мы вместе составим квартальный отчёт…

На столе стояли розовые чашки и кремовый торт. Владимир Николаевич и Маргарита Сергеевна оканчивали вторую отчётную главу. И тут Маргарита Сергеевна решила выйти на балкон. Владимир Николаевич, деликатно её обгоняя, оказался возле балкона первым, раздвинул тюль, распахнул дверь.

Маргарита Сергеевна немного поскучала на свежем воздухе и вдруг заметила цветущие крокусы.

- Какая прелесть! – воскликнула она.

- Вы это про что, Маргарита Сергеевна? – из глубины комнаты отозвался Владимир Николаевич.

- Про цветы, - растерянно произнесла Маргарита Сергеевна. – Никогда бы не подумала, что Вы любите цветы!

Владимир Николаевич смущённо потупил взор.

- Ну, почему же… - заговорил он, не поднимая глаз. – Нарядно… Настроение…

Потрясённая Маргарита Сергеевна вернулась к столу, где её ждали отчёт и розовые чашки. Третья глава отчёта исполнялась значительно веселее…

Спустя два дня, вздыхая и бубня себе что-то под нос, управдом снова поднялся на третий этаж. Управдом подошёл к квартире Владимира Николаевича и, словно обгоняющий пароход, «дал» три звонка – два коротких, один длинный. А поскольку Владимир Николаевич, несмотря на изменения в личной жизни, по-прежнему не любил домовые собрания, он снова прикинулся отсутствующим.

Тогда управдом прислонился к перилам и стал ждать.

- Агератум… агератум… - вздыхал управдом.

- Простите, что? – приоткрыв дверь, поинтересовался Арланский.

- Ведь вот опять непорядок, - устало пояснил управдом. – Владимир Николаевич высадил на балконе агератум.

На утро Владимир Николаевич проснулся от звуков шумного собрания. А, выйдя на балкон, вновь оказался в центре внимания общественности. На этот раз обсуждали фикус…

Увидев Владимира Николаевича, Зинаида Антоновна закричала громче всех:

- Владимир Николаевич, снимите Ваш фикус!

- Да! – подхватил Владлен Артамонович. – Пожалуйста! Посторонние растения нарушают геометрию фасада… А напротив нашего фасада – оперный театр!

- Да если бы ещё фикус! – возмутилась работница Мосторга. – А то это и не фикус совсем!

Владимир Николаевич хотел было снова схватиться за перила балкона и вещать, как с трибуны, но повсюду стояли расцветшие крокусы. И среди них, действительно, виднелся один агератум. Любимый цветок Маргариты Сергеевны…

За этот цветок Владимир Николаевич готов был участвовать в диспуте, прениях, домовом консорциуме и даже собрании. Владимир Николаевич твёрдо решил надеть свой лучший пиджак и идти вниз отстаивать интересы, но внезапно остановился посередине комнаты… С улицы до него донёсся знакомый голос.

- Так дела не делаются, - заявил голос безапелляционно. – Есть мнение, что через каждые два балкона – на третьем должен располагаться агератум! Это красиво! Это эффектно! А если есть мнение – значит, его надо обсудить на домовом собрании! Вот Вы, - без особого трепета к лирическому баритону обратился голос к Арланскому, - через сколько балконов от нас живёте?

Подоспел управдом.

- Достал! Достал, Маргарита Сергеевна! – размахивая корзиной, взволнованно кричал он через весь двор.

- Точно агератумы? – строго спросила Маргарита Сергеевна. – Вас не обманули?

И заглянула в корзину.

Убедившись в том, что цветы в корзине – действительно агератумы, Маргарита Сергеевна хлопнула в ладони:

- Итак, через каждые два балкона от нашего – подходим ко мне, берём агератум, высаживаем его среди крокусов… Ну, же! – хлопнула она в ладони ещё раз. – Организованнее! Организованнее!

Владимир Николаевич присел на стул…

Елена Чапленко

Елена Чапленко: Расскажите, пожалуйста, над чем Вы работаете в настоящее время.

 

Андрей Болотин: В настоящее время мы приступаем к работе над балетом «Легенда о любви», репетируем «четвёрку юношей», которую я сам не так давно танцевал. Это одна из моих любимых партий.

 

Елена Чапленко: В техническом плане эта партия претерпела какие-либо изменения?

 

Андрей Болотин: Прошло не так много времени, но уже заметны некоторые изменения в техническом плане в сторону усложнения. Конечно, при этом стоит задача не потерять того наполнения и смысла, ради которых, собственно, и ставился номер. Как известно, при попытке преодолеть технический барьер зачастую уходит всё остальное – вот этого допускать нельзя.

 

Елена Чапленко: Какой технический элемент Вас привлекал особо?

 

Андрей Болотин: Мне очень нравились воздушные туры. Я старался постоянно их совершенствовать, и однажды даже исполнил четыре воздушных тура в китайском танце в «Щелкунчике». И сейчас в спектакле Лёша Путинцев их повторил. Это не самоцель, просто добавляет немного драйва.  

 

Елена Чапленко: Когда идёт распределение учеников к тому или иному педагогу, учитываются их психологические особенности и черты характера?

 

Андрей Болотин: В этом отчасти и заключается дар руководителя – видеть какие-то скрытые психологические моменты, анализировать – в каком тандеме работа будет более комфортна и продуктивна. Например, есть очень строгие и напористые педагоги, и танцовщикам, несклонным к самоорганизации, нужна именно такая работа. А другим танцовщикам достаточно просто задать направление. Думаю, что это важно – подбирать педагогов и учеников по некоторым психологическим параметрам.

 

Елена Чапленко: Как бы Вы охарактеризовали Ваш стиль преподавания?

 

Андрей Болотин: У меня более мягкий стиль преподавания, я не люблю заставлять танцовщика что-то делать. И, в принципе, не вижу смысла в работе с людьми, которым это неинтересно и которых надо постоянно мотивировать. Приятно в процессе работы танцовщика направлять, и видеть, как он сам стремится к самосовершенствованию. Таким образом мы ещё больше заряжаем друг друга, и выходим на новый уровень профессионализма.

 

Елена Чапленко: Вы можете отругать своего танцовщика?

 

Андрей Болотин: Пока что мне не приходилось кого-то ругать. Танцовщикам, с которыми я работаю, холодной, трезвой и критической оценки с моей стороны вполне достаточно.

 

Елена Чапленко: С Вашей точки зрения, какие отношения должны выстаиваться между педагогом и учеником?

 

Андрей Болотин: С одной стороны, это должна быть близкая дружба, но в то же время некоторую дистанцию соблюдать надо. Здесь самое главное, чтобы ученик тебя уважал. Если у ученика нет к тебе уважения, то у него не будет и мотивации выполнять то, о чём ты его просишь. Также очень важно уметь показывать какие-то вещи на своём примере.

 

Елена Чапленко: Вы часто смотрите спектакли с Вашими учениками?

 

Андрей Болотин: Я обязательно прихожу на каждый спектакль и переживаю за своих учеников! Я переживаю за них больше, чем они сами, и больше, чем когда-то переживал за себя. Каждый раз, когда смотрю на своего подопечного, полностью вживаюсь в его образ, и как будто бы танцую сам.

 

Елена Чапленко: Каким образом Вы способствуете умению танцовщика настроить себя перед выходом на сцену?

 

Андрей Болотин: Моя задача – подготовить артиста морально, чтобы он был полностью уверен в том, что у него всё получится. Очень важно правильно настроить артиста на выступление, чтобы артист умел регулировать своё эмоциональное состояние в зависимости от поставленной задачи. Для этого обязательно должна быть техническая база, потому что чудес не бывает. Если у тебя на репетиции десять раз что-то не получилось, то, когда ты уже выходишь на сцену, на одиннадцатый раз надеяться не стоит. Поэтому на репетициях надо отрабатывать свою партию таким образом, чтобы у тебя не возникало сомнений в качестве её исполнения. Также очень помогает концентрация на образе, когда ты перестаёшь быть собой – тем, кто написан у тебя в паспорте, и становишься тем, кто написан в театральной афише. Когда ты перевоплощаешься, ты перестаёшь волноваться и начинаешь жить естественной жизнью на сцене.

 

Елена Чапленко: Вы не планируете подготовку своих учеников к какому-либо танцевальному конкурсу?

 

Андрей Болотин: Думаю, что конкурсы предназначены, прежде всего, для артистов, которым нужно заявить о себе на высоком профессиональном уровне, сделать так, чтобы их заметили. Что касается Лёши Путинцева и Димы Смилевски, то они уже состоявшиеся танцовщики, достаточно узнаваемые в балетном мире, и все свои силы должны направить на то, чтобы проявлять себя на сцене театра.

 

Елена Чапленко: Будучи уже педагогом, Вы продолжаете танцевать?

 

Андрей Болотин: Да, не так давно в рамках гала-концерта я исполнял па-де-де из балетов «Сильфида» и «Щелкунчик». Также планируется ещё ряд выступлений. Я нахожусь в достаточно хорошей форме, и было бы жаль не реализовать свой творческий потенциал.

 

Елена Чапленко: Некоторые танцовщики утверждают, что партия в «Сильфиде» - одна из самых сложных мужских партий. Вы с этим согласны?

 

Андрей Болотин: Я не возьму на себя смелости утверждать, что эта партия самая сложная, и вообще не склонен думать, что в классических балетах есть партии «сложные» и «полегче». Если исполнять танец по-настоящему качественно, то каждая партия станет технически оснащённой и интересной в артистическом плане.

 

Елена Чапленко: Расскажите, пожалуйста, о Вашем увлечении – стрельбе из лука.

 

Андрей Болотин: Стрельба из классического лука – это моё маленькое хобби. С огромным удовольствием тренируюсь в лучном тире, участвую в соревнованиях. Некоторое время назад получил разряд кандидата в мастера спорта, и это прекрасно!

 

Елена Чапленко: Какая музыка из мира балета Вам наиболее близка?

 

Андрей Болотин: Мне близка музыка, которая, при всей понятности и простоте восприятия, не теряет глубины и настоящего симфонизма. Одно время были популярны балеты с довольно примитивной музыкой – лёгкой, ритмичной, танцевальной, но эта музыка не несла в себе определённого рода ценности. Совершенно другую балетную музыку предложили Чайковский, Глазунов, Хачатурян… В своих балетных произведениях они сумели отразить всю глубину и истинный смысл рассказанных историй.

 

Елена Чапленко: Главная задача Большого театра?

 

Андрей Болотин: Задача Большого театра заключается в том, чтобы быть эталоном в балетном мире, на который хотелось бы равняться. Это очень сложная задача, она предполагает и обязательное сохранение классики, и поиск чего-то нового, и соблюдение тонких граней эстетики, за которые не следует выходить. Каждый балет Большого театра поставлен с идеальным художественным вкусом, и это высочайшая эталонная планка.

 

Елена Чапленко: Что является безвкусицей в Вашем понимании?

 

Андрей Болотин: Это очень сложно объяснить словами, но, если я вижу безвкусицу на сцене, я понимаю, что это безвкусица. Очень часто такое случается, когда зрителя пытаются чем-то удивить, но, по сути, постановка оказывается пустой и ничего в себе не несёт, кроме желания удивить.

 

Елена Чапленко: Насколько важна удача в Вашей профессии?

 

Андрей Болотин: Я не очень верю в удачу, хотя полностью, конечно, её отрицать нельзя. Думаю, что если человек имеет реальное намерение и, прикладывая максимум усилий, двигается к определённой цели, то он её достигнет. А удача может только помочь ему двигаться быстрее. На самом деле, так не бывает, что ты ничего особенного из себя не представляешь, и вдруг по удачному стечению обстоятельств оказываешься на вершине, особенно такого не бывает в балете.

 

Елена Чапленко: Вы видите себя в статусе хореографа-постановщика? 

 

Андрей Болотин: Как очень хорошо говорят музыканты, если можешь не писать музыку – не пиши! Думаю, что этот девиз актуален и в хореографическом искусстве.  

 

Елена Чапленко: В современных условиях должен ли танцовщик уметь работать на камеру?

 

Андрей Болотин: Я не вижу большой разницы в том, что ты работаешь на сцене для зрительного зала или на камеру. В техническом плане – это одно и то же. Но вот если артист специально начнёт работать на камеру, будет заметна некоторая фальшь. Поэтому, я считаю, не стоит обращать внимание на объективы.

 

Елена Чапленко: Вам было волнительно выступать, когда Вы знали, что идёт трансляция спектакля?

 

Андрей Болотин: Было немного волнительно выступать, когда я знал, что на площади у фонтана собралась огромная аудитория. На фасаде Большого театра был установлен экран, на который в прямом эфире транслировали балет Баланчина «Драгоценности», где я танцевал партию «изумруды».

 

Елена Чапленко: У Вас имеется архив Ваших личных выступлений? 

 

Андрей Болотин: Мне уникально повезло в этом смысле, потому что ещё в 1978 году мой папа основал киностудию в Большом театре. Освоив профессии кинооператора и кинорежиссёра-монтажёра, папа создавал различные фильмы о работе Большого театра. И потом, когда я уже стал выступать, папа снимал почти все мои выходы на сцену. Поэтому у меня дома хранится огромный архив из моих выступлений, наверное, ни у кого такого нет!