Антон Дмитриевич Спиридоновский держал в центре города фешенебельный ресторан – с живой музыкой, поваром Николя из Марселя и застрахованным столовым серебром. Публика знатная, расплачивалась валютой.

Единственное, что омрачило счастливую жизнь Антона Дмитриевича – это выходка Николя, который клятвенно пообещал мадмуазель Глаше вывести её на эстраду Спиридоновского ресторана. Прогнать Николя прочь не представлялось возможным (не стояла очередь из поваров-французов у ресторана), поэтому Антону Дмитриевичу пришлось идти на уступки. 

Глаша явилась к часу дня с двумя нарядами – на случай, если ей представится возможность танцевать балет и на случай песенного жанра. Сокрушалась, что не застала самого Спиридоновского, поскольку продемонстрировать свои таланты намеревалась ему лично. А он, как нарочно, уехал в банк.

Управляющий придирчиво отсмотрел номер Глаши, и объявил, что на эстраду она не выйдет, по крайней мере, до особого распоряжения Антона Дмитриевича, если таковое последует. Тогда Николя встал в позу и отказался готовить буйабес.

Угроза остаться без буйабеса управляющего всполошила, и он велел Глаше готовиться к выступлению. Глашу, может быть, и не заметят, - рассудил управляющий, - а вот скандалящую Афродиту Владимировну увидят непременно. Ей то ли слово заморское нравится – «буйабес», то ли ещё что, но требует она его, как «жалобную книгу» - громко, скандально, с претензиями.

К вечеру приехал Спиридоновский и закрылся у себя в кабинете. Работал, писал счётные книги. Но к полуночи выскочил в зал, прямо так – в бухгалтерских нарукавниках. Прибежал на песни мадмуазель Глаши. А после – грозился управляющего сослать в придорожный трактир. Самой Глаше Антон Дмитриевич тактично объяснил, что заниматься следует своим делом, тем, к которому имеется предназначение. А с поваром Николя – лишь обменялся невежливыми взглядами.

Как следствие – Глаша отказалась принимать Николя и объявила, что двери её дома навсегда для него закрыты. Николя вернулся в фешенебельный ресторан и швырнул не подаренный букет в самого Спиридоновского. После чего находчивый управляющий презентовал английское чаепитие «at five o'clock». Эффект неожиданности, - подбодрил сам себя управляющий, - не позволит господам разобраться – какого подданства повар заваривал английский чай. И, выждав пару минут, торжественно открыл чаепитие. Управляющий гордо вышагивал по залу с серебряным подносом в руках, на подносе стоял первый чайник. Следом чеканили шаг официанты, со своими подносами и чайниками на них.

Повара стояли обескураженные и думали, как будут жить дальше. Без предводителя Николя они не решались подойти ни к одной ботве, ни к одному корнеплоду фешенебельного ресторана. Гости спорили, в каком английском графстве они пили такой же чай, а управляющий поспешно пролистывал географический атлас, чтобы поддержать разговор о графствах.

Тем временем бурные выяснения отношений Спиридоновского и Николя перешли в задушевную беседу. Антон Дмитриевич уговаривал повара что-нибудь приготовить, а повар жаловался на внезапный разлад с мадмуазель Глашей. Антон Дмитриевич рассказывал, что мадмуазель в городе полно, а Николя будет просто безответственным месье, если сейчас же не встанет и не отправится руководить поварами. Повар, в свою очередь, требовал назначить мадмуазель Глашу его первым помощником. Спиридоновский развёл руками.

Глаша прибежала запыхавшаяся, с домашним пирогом, лично приготовленным по неизданным рукописям короля Людовика; не преминула угостить им Спиридоновского. У короля Людовика оказалось несчитанное множество неизданных рукописей, и все они чудесным образом были посвящены кулинарии. И что ещё более чудесно – мадмуазель Глаша прочитала их все!

Претензии к угощениям со стороны гостей Глаша на свой счёт не принимала и перенаправляла их Его Величеству – сначала королю Людовику, затем императору Наполеону. Спиридоновский предположил, что мадмуазель Глаша состоит в близком родстве с братьями Этьен, иначе дерзкое переиначивание всех блюд объяснить невозможно. (Братья Этьен – те самые господа, которые тоже держали фешенебельный ресторан и мечтали о банкротстве Спиридоновского).

Мадмуазель Глашу такое предположение обидело, и она с досады бросила кервель не в то блюдо, не для того господина. Господин пришёл в ярость, накричал на управляющего, стукнул ладонью об стол и скрылся в полночной тиши дождливых улиц.

Туда же, под дождь, прогнали и Глашу. И уж никакая сила не могла остановить Николя из Марселя – он стремглав побежал за ней. А Спиридоновский, размахивая полотенцем словно саблей, держал оборону закипающих кастрюль.

Спустя три дня Спиридоновский отправился на поиски Глаши. Антон Дмитриевич надеялся застать в её доме Николя. Но Николя он застал в непосредственной близости от дома – в парке, на карусели. Карусель была очень медленной, музыкальной, располагающей к раздумью. Антон Дмитриевич присел на расписную домру, следующую за губной гармошкой, на которой в обнимку с графически изображённой «ля минор», сидел Николя. Добродушно улыбнувшись, хотя за последний месяц возненавидел Николя всеми фибрами души своей, Спиридоновский велел ему возвращаться в ресторан. Разумеется, вместе с Глашей, для которой придумалось занятное дело.

Глаша зашла в ресторан вольной походкой, без малейшего уважения к статусу заведения. Выслушала разъяснения управляющего и приступила к работе. Через полчаса управляющий сообщил Антону Дмитриевичу, что мадмуазель Глаша «пока несли дымящийся крок-мадам, изволили опалить французские гобелены из самого Парижа».

Николя предупредительно упомянул братьев Этьен. Спиридоновский распорядился нарисовать афишу с именем Глаши. Антон Дмитриевич решил для себя, что постулат о том, что «заниматься следует своим делом, тем, к которому имеется предназначение» в данном случае неуместен. Теперь Спиридоновский встал на строну принципа – «заниматься следует тем, чем меньше причинишь вреда». Как следствие – эстрада Спиридоновского ресторана оказалась в полном распоряжении мадмуазель Глаши. Только вот имя Глаша нереспектабельно выглядело на афишах, и Антон Дмитриевич велел его перерисовать на французский манер.

Елена Чапленко